Когда-нибудь состарюсь, но не сейчас
Давно, больше 10-ти лет назад я купила книгу Костикова "Роман с президентом" о Ельцинской эпохе.
Помню, что она мне понравилась, и я, как все, что мне нравится, усиленно ее "распространяла". На каком-то этапе книгу "заиграли".
Попробовала ее "восстановить". Но знакомый "мужик с развала" оказался пока бессилен. Позавчера вместо нее вструмил мне некоего Ю.Костина "Президент - мой ровесник".
Поколебалась, но купила. И уже на первых страницах почувствовала, что читать ее не хочу.
читать дальше
Помню, что она мне понравилась, и я, как все, что мне нравится, усиленно ее "распространяла". На каком-то этапе книгу "заиграли".
Попробовала ее "восстановить". Но знакомый "мужик с развала" оказался пока бессилен. Позавчера вместо нее вструмил мне некоего Ю.Костина "Президент - мой ровесник".
Поколебалась, но купила. И уже на первых страницах почувствовала, что читать ее не хочу.
читать дальше
Я не против ностальгии.
Я против вранья.
Есть разница между знать и помнить.
"Не желать знать" может нынешнее молодое поколение (и ведь, может, и еще как может), а этот Костин тогда, в отличие от них, жил, и при всем желании не может не знать
диссидент, бедняга, от недоумения аж струхнул.
да и я верой отличаюсь, в частности. ну, не верой, наверное, это надо как-то по-другому называть...
Это они исключительно из "романтизма и веры в идеалы советского общества" на диссидента обрушились
Или из циничного расчета, что за его выходки могут пострадать их аттестаты
это не они, это мы. я первый начал. чтобы он не вздумал пошутить по поводу смерти несчастного геронтократа. потому что полагали это очень некрасивым.
а пострадать мог бы только он, так что польза ему бы была, не нам.
но он не собирался шутить, он тогда был такой же маленький, как4 мы, и шутки по поводу смерти считал некрасивыми. это я понял уже после предупреждения. )
Неприятие шуток по поводу смерти - да...
Это - общечеловеческое.
Но с верой в идеалы имеет мало общего.
Каюсь, мы такого трепета тогда не испытали, и не только мы.
Недаром тот период истории получил "подзаголовок": "Гонки на лафетах".
Но мы маленькими тогда не были.
У меня ко дню смерти Брежнева уже двое детей было.